Сейчас каждый из боевых модулей занял предварительную позицию перед будущим маневром. «Большая боевая линейка» собиралась последовательно. Вначале позицию занимал самый молодой из «старичков» – «Авраам Линкольн». Именно на нем размещался адмиральский штаб. Из истории Лигатт ведал, что значится на авианосце далеко не первым адмиралом. Арчи Лигатт был всего лишь на три года старше «Линкольна» и, естественно, не попал сюда прямо с ясельного возраста. К тому времени, как задумчивый мальчик Арчи дождался своих первых летних каникул, корабль спустили на воду. Он получил свою первую команду и своего первого кэптена. Вообще-то кэптен номинально соответствует званию полковника, но любой человек во флоте и авиации понимает, кто командир авианосца – это намного больше. Но тем не менее кэптен все-таки не адмирал и даже не контр-адмирал. И все-таки за пробежавшие десятилетия «Авраам Линкольн» несколько раз становился флагманским кораблем соединений, а значит, на его борт поднимались люди с большими погонами, а на флагштоке взвивался адмиральский флаг. Так что Арчи Лигатт был не первой шишкой на его борту.

Так вот, в начале операции «стыковки» «Линкольн» центровался в нужном ракурсе. Это делалось не просто шаляй-валяй – учитывалось все. К примеру, даже преимущественное направление ветров в этом районе в данный период времени. Ведь собранная в целое «линейка», к сожалению, теряла одно из большущих преимуществ любого авианосца – дармовую скорость, прилагаемую каждому взлетающему самолету. «Большая линейка» – это огромная, но неподвижная взлетная полоса. А до того авианосцы класса «Нимитц» во время запуска летательных аппаратов разворачивались к ветру, да еще сами перли вперед со скоростью тридцать три узла. Это давало солидную прибавку подкрыльевому воздушному напору. Искусственный остров терял это преимущество, ибо никакие теоретические расчеты не позволяли синхронно тянуть по воде массу в полмиллиона тонн. Контр-адмирала Лигатта когда-то ознакомили с компьютерным моделированием процесса. Оно показало, что при использовании «толкача», то есть когда хвостовой авианосец напирает на «поезд» сзади, сверхпрочные крепления и стальная палуба сминаются напрочь, словно листы бумаги. Если же разгон пытается давать передовой корабль, происходит обратное – разрыв утвержденных Конгрессом стыкующих узлов и палубы вплоть до некоторого растягивания корпуса корабля. От такой «растяжки» ничего хорошего ждать не следовало. Каждый авианосец класса «Нимитц» делится на двадцать один водонепроницаемый отсек. Как минимум «растяжка» вела к нарушению стыков. Так что «большая боевая линейка» была вынуждена покоиться там, где собрана. Благо у каждого судна имелись не только штатные, но и добавочные якоря весом по двадцать пять тонн каждый. Их, между прочим, тоже пришлось «проталкивать» через такие же «добавочные» статьи бюджета.

После того как адмиральский авианосец фиксировал свое тяжелое тело цепями – каждое из звеньев которых, в свою очередь, весило по пятьдесят килограмм, – к нему, осторожно урча реакторами, подруливал следующий корабль. Поскольку он подруливал сзади и выполнял при операции активную роль, то легко догадаться, как веселились морячки, комментируя это события. «Наш „Теодор“ вогнал „Линкольну“, – говорили они. И это, разумеется, был не самый хлесткий из комментариев. Поскольку после этого в дело вступали другие „президенты“, ибо именно их имена носила группа кораблей, названные действия породили целую серию анекдотов, доступных, правда, только военно-морским спецам, тем, кто знал, о чем идет речь. Поскольку среди фамилий Линкольн, Рузвельт, Винсон и Эйзенхауэр имелась еще и Нимитц, это порождало свою подсерию народного фольклора. Мало того, что Честер Вильям Нимитц был адмиралом и никак не вписывался в череду президентов, так еще в силу случайности (хотя кто знает?) он еще и стыковался самым последним. То есть именно к нему никто из „президентов“ никогда не подбирался с кормы. Этого не могло произойти даже теоретически – у авианосца „Честер Нимитц“ просто не имелось задних стыковочных узлов. Конгресс экономил деньги налогоплательщиков как мог. Представьте ликование флота по этому поводу. Даже у старших морских офицеров данное событие вызывало улыбку. В этом „совокуплении“, или, мягче, „стыковке“, „президентов“ за „героем-адмиралом“ оставалось последнее слово.

Несмотря на все усилия сосредоточиться на проведении операции, за время многочасовых маневров у любого принимающего в ней участие человека, от простого оператора до командира соединения, хоть раз мелькали в голове знакомые из скабрезных анекдотов образы. Однажды кто-то из особо тупых чиновников министерства пытался протолкнуть директиву о запрете на подобные пошлости по отношению к «стыковке». Слава богу, более прозорливым коллегам удалось отговорить его от инициативы, ибо рассылка таковой бумаги с неизбежностью родила бы новую волну пошловатых смешинок.

Сейчас, после занятия «Линкольном» позиции, шевелящий винтами «Рузвельт» должен был его… В общем, пристроиться сзади. Это было воистину смешно, однако водруженные на плечи контр-адмирала Лигатта погоны не давали ему права не то что на бурное веселье, но даже на тень улыбки. Он должен был командовать процессом «стыковки» со всей серьезностью, без всякого налета юмора.

Что он и делал.

Вообще-то, кроме выявленной, но скрытой неприязни команды пакистанского транспорта, у командира Бортника не имелось против них почти ничего. Даже по пиратской этике этого не хватало для посыла под днище «Пенджаба» торпеды. Кроме того, неплохо бы все же получить на борт «положенный по разнарядке» груз. За «почти ничего» стоял маленький пунктик, нарушающий принцип «торговли» с пиратами. Пародируя американский авианосный флот, который любит делать все на ходу, в том числе заправку и даже перегрузку боеприпасов, Бортник требовал от своих «снабженцев» постоянного движения. «Пенджаб» покоился. Это было нарушением договора. Ведь по замороженной в меридианально-широтной сетке цели можно попасть не только самонаводящейся, но даже просто движущейся по указанным координатам ракетой. Тем не менее обстоятельство покоящихся винтов транспорта тоже не обеспечивало довеска, годного к давлению на кнопку «пуск» и закрутке лопастей торпеды. Кто знает, может, местный капитан считает неприемлемым риском для своего недостаточно обученного, сборного экипажа параллельное движение борт в борт с атомной махиной «Индиры Ганди»?

Однако «предупрежден» – уже само по себе значит «вооружен». А бывший «Шестидесятник», по сальным шуточкам моряков, сменивший пол и ставший трансвеститом после переименования, имел к тому же славную крейсерскую оснастку. Уже его габариты внушали уважение. Находящиеся на палубе мусульмане наверняка испытали трепет в момент, когда его гигантская рубка вспучила море и, низвергнув потоки воды, выволокла на обозрение свою черную сущность. Близкое, почти борт в борт, всплытие воздействовало без слов. Оно демонстрировало – этим атомным монстром командуют отчаянные сорвиголовы, не стоит искушать судьбу, вступая с ними в конфронтацию.

Наряду с этим демонстративным, освежительным душем для мозгов Бортник предпринял ряд невидимых глазу маневров. Куча аппаратуры и людей на борту находилась в наивысшей степени готовности. А через носовой торпедный аппарат и через специальный шлюз на корме в воду нырнули боевые пловцы Румянцева. В общем, пять человек, в том числе сам Владимир Михеевич. Задача, стоящая перед ними, показалась бы любителю боевых сериалов до скуки тривиальной, а специалисту пенсионного возраста принципиально невыполнимой, однако техническая оснастка десантников всех сред шагнула вперед. Это было отчаянное усилие последнего броска рассчитанной на человека тактики перед окончательной сдачей позиций наступающему на пятки компьютерному разуму и боевой робототехнике.